ДЕЖА ВЮ Холод. Я же только что чувствовал холод. Странно, теперь я вообще ничего не чувствую. Неужели мертв? Или поврежден важный орган? Вряд ли. Нет, я еще жив. И цел. Но, все как во сне. Будто это не мое тело. Я вижу, что происходит. Но отказываюсь в это поверить, и, онемев, деревянными руками машинально сжимаю штурвал. А происходило, в общем-то, что происходило? Ничего особого. Штатное падение. Меня окружает черная пелена ночи. Странно, ведь только был день. Я вижу горящий двигатель. Он словно факел, разрезает тьму передо мной. Где-то на севере все сияет. То ли огонь, то ли еще что-то. Сверкают молнии, а вот грома я не слышу. Хотя капли дождя отпечатываются на закопченном стекле фонаря. И в этой полной тиши, только я, тьма, да огонь где-то вдалеке. И больше ничего. Хочется расслабиться, закрыть глаза и бросить все. И вот так парить во тьме. Бесконечно… Все произошло за доли секунды. Мелькнула гладь воды, и вот, сильный толчок отрезвляет меня. Огонь стихает, что-то булькает под корпусом машины. Из трещин в кабину льется вода. Она медленно заливает меня. Сначала холодеют ступни. Потом голени. Сначала левая, потом правая. Значит, крен. Мда, крен это хорошо. Это замечательно. Только в воздухе. А здесь, это уже беспорядок. Ладно, приходи в себя, товарищ Мересьев. Пора выбираться. Я аккуратно снимаю горячую крышку фонаря. Даже и не думал, что стекло может так оплавиться. Вода уже подходит к поясу. Черт, холодно-то. А вот это, Алексей, хорошо. Ты чувствуешь холод. Он пронизывает твое тело, заставляя судорожно двигаться, отыскивая безопасное, теплое место. Корпус сильно нагрелся. Отсюда, стоя на машине, хорошо видны все повреждения. Да, моего «ишачка» серьезно потрепало. Чудом, я смог дотянуть до этого места… А, до какого собственно места? Я огляделся. Вокруг меня бурлила неспокойная гладь встревоженного озера. Пламя догоравшей машины выхватывало из тьмы несколько десятков метров. И лишь где-то вдалеке, прищурившись, я заметил тонкую полосу берега, укутанную зарослями осоки. Машина погружалась все быстрее. Вода подступала к моей импровизированной площадке. Я прикинул глубину в этом месте, и нырнул. Дикий холод сковывал конечности, топил, останавливал меня. Я энергично взмахивал руками, отгоняя эти колючие лапы, подступавшие к моему горлу, и стремящиеся меня задушить. Панический страх проступал где-то в глубине души, но я старался сдерживать его, сохраняя контроль над ситуацией. Не успел я выбиться из сил, как под ногами проскользнуло дно. Шаркая и спотыкаясь, окунаясь в воду целиком, и стремительно выныривая с очумевшим видом, я медленно, но верно, приближался к видневшемуся берегу. Небо было застлано тучами, луны видно не было. Единственным источником освещения были махонькие огоньки на борту самолета, которые отсюда казались горящими зажигалками. Вскоре, я уже лежал на берегу, чувствуя промокшей спиной твердый песок. Песчинки липли к промокшему комбинезону, забивались за шиворот, липли к волосам. Я не замечал этого. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, а сам я жадно ловил глотки воздуха. И тупым, ничего не понимающим взглядом глядел, как огоньки медленно затухали, уходя под водную гладь. Вскоре, озеро вновь окутала тьма. Моя машина полностью ушла под воду, и теперь покоилась на этом дне. Я вздохнул и перевернулся на живот. Перед глазами были видны очертания маленького жучка, торопливо ползущего по своим делам. Я долго смотрел за его попытками взобраться на камешек и взлететь оттуда. Обреченно, он раз за разом падал, и вновь поднимался на камень. Вот так и мы. Нас сбивают, мы падаем. Расшибаемся. Но живем. Отлежимся, и вновь в небо. Чтобы нас опять сбили.
Смахнув надоевшего жука, я, мелко дрожа, приподнялся на ноги. Вдалеке были видны всполохи огня. Что-то горело, там, на севере. Горело ярко, ярче тысяч солнц. Белое зарево огня ослепляло, но не давало должного освещения, и о местности вокруг меня я мог только догадываться. Были видны контуры холмов, покрытых лесами. И все. И все остальное было окутано тьмой. Я как завороженный смотрел на этот свет, мягко обволакивающий верхушки деревьев, просачивающийся сквозь мшистые стволы сосен и берез. На эти отблески и переливы можно было смотреть бесконечно долго, дивясь новым сочетаниям оттенков белого и бледно-желтого. Что интересно, не было слышно никаких звуков. То есть, совсем никаких. Не звуков природы, не шумов взрыва. Даже ветер затих. Там, в небе, его бесконечный свист как-то успокаивал. А здесь, на земле… Я ощущал себя закуской к чьему-то столу. Я стоял на абсолютно пустой тарелке, накрытый куполом заслонки, я нетерпеливо ожидал, когда поднимут этот колпак, сквозь щель которого сочился белый, мягкий свет. Но ничего не происходило.
Все изменилось, когда вязкую и неестественную тишину и пустоту разорвал стрекот винтов. Я взглянул на небо. В темной материи ко мне быстро приближались зеленые и красные огоньки, означавшие чью-то машину.
Стоять вот так, как на ладони, было глупо. Я нырнул в заросли осоки и прижался к мокрому песку, вслушиваясь в каждый звук этой неведомой машины, стремительно приближавшейся ко мне. Неожиданно, откуда-то появился ветер. Он дул с юга, оттуда, откуда шла машина. Пригнув стебли осоки, он растрепал мои волосы, освежив лицо. Мелко задрожала земля. Я с ужасом вжался в песок, ожидая самого худшего. Шум и дрожание нарастали. Я едва не выдержал, и не выскочил из зарослей, когда надо мной пронеслось нечто, шумно стрекотавшее и разгонявшее вокруг себя потоки воздуха. Оно пронеслось совсем низко, был слышен шум и лязг отдельных деталей. Что-то вязкое капнуло мне на шею. Смазка… Я продолжал лежать, прижавшись к спасительному песку. Шум и дрожь земли стихали, машина уходила на север, к источнику света. Я осторожно приподнялся. Сквозь стебли осок был виден ее контур, на фоне освещенного леса. Таких я раньше не видел, и вряд ли увидел бы. В ней было удивительно все. Контуры сигарообразного корпуса. Расположение винтов. Странные аппараты на боках. И, что самое удивительное, эта машина зависла в небе, крутясь по спирали, выискивая что-то на земле, своими хоботками-орудиями. Я смотрел на это чудо. А потом, оно выплюнуло огонь. Только не тот, который мягко освещал леса. Это был уже другой огонь. Отпечатавшийся на сетчатке глаза, и донесший до носа запах гари и копоти. А машина все плевала и плевала, устраивая под собой целое море огня, в котором она и купалась, рассекая винтами вздымавшиеся клубы дыма.
Не знаю, как долго продолжалась эта феерия…
Я потерял сознание… *** Наушник мобильной связи тихо пискнул. Кречетов не любил такие вот пробуждения. Резкие и бескомпромиссные. Не дающие возможности еще немного поваляться на кровати. Впрочем, Кречетов уже не помнил, когда в последний раз он просыпался нормально. После перевода в отдел контроля аномальных материалов, его жизнь превратилась в такую нервотрепку, которую и аналитикам из шестого отдела не пожелаешь. - Кречетов, слушаю, - сонно пробасил он, совладав с наушником.
- Анатолий Алексеевич, ЧП, - пискнул взволнованный сотрудник.
- Что у вас там. Леонидов, ты?
- Да, я. У нас внештатный заскок. Мешок Стеккера.
Анатолий Алексеевич недовольно размял руки.
- Сдвиг? – деловито спросил он, накидывая одежду.
- Шестая фаза. Образование локального рукава-тупика.
- Природа? Кречетов вышел на кухню и заварил кофе. Доверять это дело машинам он не любил. Нет, конечно, риск порчи продукта минимален, но не в этом деле. Просто Анатолий любил вкус собственно заваренного кофе. Оно имело настоящий вкус, в отличие от машинной синтетики. Хотя коллеги по отделу подшучивали над ним, смеясь над этим предрассудком. - Техногенная катастрофа. Что-то пошло не так, Анатолий Алексеевич. Кречетов усмехнулся, разогревая кружку над маленьким очагом огня, исходившего из миниатюрной плиты. Дело в том, что за последний год работы в пятом отделе, отделе, работающем с временными аномалиями, эту фразу ему приходилось слышать по пять раз на неделю. Что-то постоянно шло не так. То отлетал какой-то винтик в машине генерала, вследствие чего генерал погибал в катастрофе, а вверенная ему армия проигрывала войну. То сходила лавина, стиравшая поселок с едва родившимся будущим президентом. А то и просто раздавливали комара, еще до того как он должен был заразить видного человека. Да, работа со временем – одна из тяжелейших. Дело в том, что правильного пути могло и не существовать. Его и не было. Река истории постоянно меняла курс, из-за разрушения некой материи, которое происходило в наши дни, и над которым бились лучшие умы третьего отдела. Нет, конечно, основная часть реки текла так, как было описано в учебниках, которые Кречетов зубрил в молодости. И которые он частенько перечитывал, дабы не терять осязание в мире. Они сейчас стояли на его полке. Наряду с тысячью рукописями, в которых были описаны сотни трактовок различных временных периодов. Работали они на почве зыбкой, неустойчивой. Это уж точно. - Конкретней, - кофе, наконец, сварился, и Кречетов приготовился его вкушать.
- По приезду, Анатолий Алексеевич.
- Время? Сколько у нас есть?
- Дня три, не больше, - виноватым тоном сообщил сотрудник, будто он был причастен к этому.
- Три дня… Кречетов призадумался. Их цель заключалась в уничтожении причин таких аномалий. Специальная аппаратура регистрировала все изменения в материи, сообщая о разрывах и нарушениях. Сначала аномалия находилась в особом мешке, но по истечению определенного времени, этот мешок прорывался, и вырубить новые строки в учебниках можно было только изменением прошлого. Если вообще, было можно. За всю историю отдела, такого не разу не происходило. Но время шло, материя истончалась, сроки разрыва этих мешков сокращались до самых мизерных сроков. Раньше, у Кречетова были месяцы для анализа и подготовки операции. Теперь нет и недели. Вот и работай в таких условиях. - Причина? – спросил Кречетов, разбираясь с остатками кофе и утилизируя посуду.
- Шестой отдел уже работает над этим. Прочесывают все возможные варианты. Но нужно время.
- Когда запустят Гришу?
Кречетов накинул куртку и подошел к входной двери.
- Техникам нужно время.
Неловкое молчание в эфире.
- Эх, ладно, скоро буду.
Кречетов громко хлопнул дверью. Охранные системы пискнули и замерцали огоньками. *** - И что там? Я стоял на высоком холме и вглядывался в далекий пейзаж так называемой Припяти. - Там? Ничего.
- Как ничего?
- А вот так. Валерий поднялся на ноги, заканчивая рассматривать подозрительное переплетение трав, которое так и осталось подозрительным переплетением трав. - Но все так и рвутся туда. Там что, лучше? Я взглянул на часы, достал упаковку таблеток и выпил одну из них. Как учил Валерий. - Лучше. Для дураков.
- И много таких дураков?
- Достаточно. Гадость же. И как эти таблетки глотают. Чего он боится? Неведомых лучей? Бред. Впрочем, весь этот мир, куда меня забросило, был бредовый.
Валерий куда-то кивнул. Я оглянулся. У подножья холма, рядом с лесной чащей, стоял плохо сбитый крест. На кресте висел противогаз. - И вот таких крестов-камней-насыпей, полно. Практически, на каждом шагу. А еще больше здесь костей. Тут вся земля на костях держится. Он говорил мне это, срезая ножом переплетение трав, и аккуратно пряча его в контейнер. - И зачем им это?
- Ловушка для дураков. Валерий тяжело вздохнул, и встал. - А сам угодил в нее. Он прищурился, вытирая о рукав нож, и пристально глядя на меня. - Как и ты.
- Я здесь случайно, я же говорил.
- Вот и я, случайно. Я вспомнил, как он набрел на меня на старом хуторе, к северу от Мертвого озера. Я тогда лежал при смерти, медленно подыхал. Валера что-то сунул мне в рот, и я отключился. Впрочем, сквозь пелену горячки, я успел заметить его изношенную военную форму, от которой он избавился, пока тащил меня к ученым. - Я не вернусь назад? – с грустью я повторял этот вопрос каждый день. Зная ответ.
- Не мне знать.
- А ученые?
- А что ученые? Им плевать.
- Но я же человек!
- И что? – Валерий улыбнулся. – Здесь человек человеку враг.
- Не понимаю, - я бессильно потряс головой.
- И не поймешь. Не из того ты теста. И не из того времени. Я вновь вздохнул. - А Монолит?
- Что Монолит?
- Я могу загадать желание. Валерий решительно вогнал нож в ножны. - А ты сам, в это веришь? Он накинул рюкзак, и достал мешочек болтов. Я достал свой. - Если нет другого выхода, то да. Мне нужен был лучик надежды. Хоть неяркий и слабый. Нужна была цель. Хотя нет, цель была. Вернуться обратно. И теперь, я искал любой способ проделать это. Любой. Но за эти две недели, дело сдвинулось ни на йоту. - Куда мы? Вернее, куда ты. Но я так привык. Обузой мне быть не хотелось.
Валерий рассматривал мертвую степь к северу от холма, в которой раскинулся небольшой островок заводов. - К заводам. Там посмотрим.
- Ты - как они.
- В смысле?
- Тоже надеешься на чудо. Только тебя интересует не Монолит.
- Слушай, парень, я тоже, как ты, хочу выбраться отсюда. И для этого я готов на все. В разумных пределах. Каждый из нас делает это по-своему. Я скапливаю сбережения, занимаясь этим, ты надеешься на сказки. И пока что, мне осталось накопить еще половину. А вот тебе… тебе вряд ли кто поможет. Если только, ты поверишь в сказку, и отправишься к центру. Я со злостью пнул камешек. Вспомнив жука на берегу. - Я пока смогу держать тебя. Но вечно это продолжаться не может. Рано или поздно, ты пойдешь своей дорогой.
- Тебе-то легко говорить, парень из своего времени, - зло усмехнулся я.
- Даже не знаю, кому из нас легче, - грустно заметил он, кидая первый болт и начиная спуск с холма. Я смотрел на его удаляющуюся спину. Что делать? Верить в сказки? Или попытаться обжиться в этом мире? Нет, здесь мне не место. Все что я увидел за эти две недели, хватило мне по горло. Дикость. Дикость… - Стой! Я кинулся с холма, догоняя его. Он остановился и с грустью взглянул на меня. - Ладно, сходим мы к Монолиту… И он вновь зашагал вниз. - В конце концов, нужно лишь поверить… - донеслось до меня. Поверить…
| 
