| Глава 11. Улей Страшный смех разорвал окутавший салон гул дизеля в БТРе. Я вздрогнул – это смеялся Димка, сделав сатанинское лицо. Он стал похож на дьявола из старых черно–белых ужастиков. Дьявольская улыбка, приоткрытый рот и адский огонёк в глазах, разве что рог не хватает. Я моргнул и встряхнул головой, это какое–то наваждение.
Нет! Это не Димка!
За рулем сидел тот самый живой труп со стены. По моему телу огромной колонией пробежались мурашки. А у живого трупа ни рук, ни ног. Как он управляет БТРом? Баранка руля произвольно болтается в разные стороны, а двигатель не сбавляет оборотов. Но не это приковало моё внимание. Его полные мучения и безысходности глаза продолжали меня буравить, словно он всегда здесь сидел и не сводил с меня глаз. Я не мог оторваться от этого взгляда, даже моргнуть. Я оцепенел. Он подмигнул и мучительно улыбнулся. Внутри всё захолодело так, что стало трудно дышать и захотелось закричать от ужаса.
И тут я непроизвольно моргнул.
За рулем продолжал сидеть Димка и напряженно следить за дорогой. Я судорожно задышал, словно не мог этого сделать целую минуту. Спина стала холодной от пота, а лицо покрылось испариной. Стало страшно от охватившего меня ужаса. Я, наверное, схожу с ума, надо быстрее покинуть этот тоннель.
– Быстрее! – я не узнал своего голоса, он получился каким–то сдавленным и хриплым.
Я посмотрел вперед. Свет от фар продолжал выхватывать стройные ряды яиц, имеющих разные размеры, и присосавшихся к ещё живым, но уже давно утративших рассудок и части тел людям. Людям ли уже? Сейчас не время это выяснять. Мы продолжали безнаказанно сбивать эти яйца. Я почувствовал себя героем какого–то старого фантастического фильма, и это меня взбодрило. Лобовые бронированные стекла были в мерзкой кровавой жиже, но Димка где–то нашел выключатель дворников и они теперь с трудом сгоняли жижу с наших глаз. Тупик тоннеля приближался. Фары уже полностью освещали этот тупик, до него оставалось совсем немного.
Я с готовностью, сдавив страховочные ручки до боли в суставах, наблюдал приближение тупика. Я не замечал уже висячих на стенах живых трупов. Всё моё внимание приковалось к тупику. Мне хотелось, что бы Димка по быстрее избавил меня от этого ужаса, и не сбрасывал газ. Сердце в моей груди колотило так, словно оно хотело вырваться из своей тюрьмы и сбежать от меня, лишь бы не разделить со мной страшную участь – бессмысленно разбиться о стену. Ничего, недолго осталось.
Тупик был уже совсем близко. Сзади неистово закричал Николай, от крика которого я, наверное, побелел. Его крик подхватил Димка. И вдруг я понял, что не хочу так умирать. Я успел подумать, как отсюда выбраться через дверь. Попытался побороться за свою жизнь, выбраться из БТРа как неистово колотившее сердце в моей груди, но оцепенение не дало мне даже повернуть головой. Тупик. Я сделал три коротких вздоха выдоха и на четвертый, набрав полные легкие вонючего тоннельного воздуха, закричал вместе с ними.
Удар. Он запнул нам глотки, оборвав крики. Перед глазами всё поплыло. Громкий скрежет металла резанул по ушам. Меня бросало в разные стороны, как на аттракционе в парке, но я держался крепко. И Свет. Яркий свет, как ножом полоснул по глазам. Я зажмурился что есть сил. Тряска неожиданно прекратилась. Взревел на высоких оборотах двигатель.
Яркий свет, свист турбированного дизеля на высоких оборотах и чувство полета – от всего этого мне показалось, что это и есть смерть, именно так душа отправляется на тот свет. Стало так легко, хорошо и спокойно. Но мои ощущения оказались ложными. Сильный удар припечатал меня к креслу, вернув к действительности, подбросил к потолку и опять опустил на место. Раздался прерывистый утробный звук двигателя под нагрузкой. Меня прижало к двери. Двигатель чихнул и заглох. Мы стали. Настала гробовая тишина.
Я приоткрыл глаза, яркий свет уже не так слепил, и посмотрел вниз. На коленях я увидел шлем, Димкин шлем. В голове проскочил вопрос, когда это Димка успел его снять. Вспомнились подмигивание и искаженное лицо Димки в тоннеле, наш разговор в классе на втором уровне и события в пультовой. Димка его и не одевал с того самого случая, когда его на моих глазах якобы застрелил Зубков.
Я повернул голову налево. Димка сидел неподвижно и смотрел вперед, на закрывший водительское лобовое стекло откидной броневой щиток, широко открыв глаза, а его руки сжимали помятый руль. Потом его взгляд ожил, он осмотрелся вокруг, потом на меня и на свои руки на руле. Димка несколько раз выдохнул, приходя в себя от испуга, мы оба тяжело задышали. А я Будам нам крышка. Димка отпустил руль, потом улыбнулся, стукнул кулаками по рулю и выкрикнул радостно:
– Е–е–е!
Я не разделил его радости, перед глазами до сих пор сидел тот бедняга со стены. Как так можно жить? Надо как–то облегчить ему страдания.
Решительно резко открыв дверь, я выскочил из БТРа и хотел сделать шаг, как меня сзади кто–то схватил и не дал ступить и шагу. Какого черта? Я рывком вырвался из хватки и приготовился идти.
– Мясорубка! – услышал я истошный Димкин крик.
Этот крик словно обдал меня холодной водой. Я остановился и замер на месте. Что же это на меня нашло? Я чуть не вступил в аномалию, которая погубила бы нас здесь всех.
Я слегка встряхнул головой, вытряхивая остатки наваждения.
– Толь, с тобой всё в порядке? – позвал меня Димка.
– Да, – тихо сказал я.
Ноги отказывались меня держать. Я сел на пожухлую серую траву и оперся рюкзаком о колесо БТРа. Мне стало душно в своём тесном шлеме, и дрожащими руками я его снял. Лесной воздух ворвался в мои лёгкие, слабый ветерок обдул мне лицо, и стало намного легче. Коричневые верхушки деревьев упирались в серое небо и мерно покачивались, иногда издавая стволами треск и стон. Кроме этих звуков в лесу была только тишина, совсем как поздней осенью. Это успокаивало и умиротворяло.
Боже, как хорошо.
Только это всё слишком хорошо, что бы быть правдой. Сейчас только конец лета, а здесь всё мёртвое. Чёртова радиация. Мы уже близко к станции.
– Толь, тебе плохо? – склонился надо мной Димка.
Я посмотрел ему в глаза, он действительно обеспокоен.
– Надень шлем, здесь радиация такая, что здоровым быть никак не получиться, – сказал я спокойным голосом.
Он прищурил глаза и косо на меня посмотрел, словно спрашивая: с тобой точно всё в порядке?
– Просто надень шлем, – сказал я ему и натянул обратно свой.
Димка сплюнул и вернулся в кабину. Я остался сидеть на убитой радиацией траве. В шлеме стоял вонючий запах туннеля и к нему ещё примешивался приторный откуда–то рядом. Надо сменить фильтр, но не сейчас не до этого.
Впереди теперь самый опасный путь: двигаться на север, добраться до железной дороги мимо ЧАЭС и перейти Припять по железнодорожному мосту на левый берег. Если нам, конечно, ничего не помешает. А дальше найти этот чёртов спутник.
Затряслась земля. Я вскочил. Выброс? Быть такого не может. Затем я увидел поднимающийся столб дыма на юге и всё понял: генерал таки взорвал выжигатель мозгов – легенду Зоны, погубившую столько жизней. Легенду, которую чтили и уважали как неповторимую и единственную на всей планете. И я не знал, радоваться уничтожению легенды или нет. Теперь сталкеры о ней только байки и сказки травить будут. А сколько народу туда сейчас сбежится, особенно военных, у–у–у. Надо отсюда ушиваться.
Как вдруг послышался знакомый рёв, но как будто прошедший через трубу. Рёв выходил из тоннеля и с каждой секундой становился громче.
Взрывная волна? Нет, это дизель. Так завывает только турбированный дизель. А я то думал генерал ушел через верх.
Но к этому звуку из тоннеля прилипло ещё что–то и никак не хотело отрываться от звука дизеля.
Как ядро из пушки, из тоннеля вылетел БРТ–4, взвыв на лету дизелем. Он мягко, слегка подпрыгнув, приземлился рядом с нами и замедлил ход. И… Я не поверил своим глазам: Весь БТР был облеплен полуразложившимися трупами. И все они буравили меня своими уже пожелтевшими глазами. Они вдруг хором бессильно замычали в моей голове. Они что–то хотят сказать, но каждый голос сливался в ужасный бессвязный хор. Глаза, куча желтых глаз стали ближе. Теперь перед лицом была только одна картина из глаз, каждый из которых ходил из стороны в сторону, всматриваясь то в левый, то в правый мой глаз. Что они там ищут? Что им нужно от меня? Нет. Нет! Они хотят мои глаза!
Я сильно сомкнул веки и замахал руками, отгоняя стаю глаз.
– Толя! – сквозь хор услышал я Димку. – Садись в машину!
– Они хотят мои глаза, – прошептал я, – не отдам, не отдам.
Меня в спину кто–то толкнул. Я вздрогнул и открыл глаза. Требующие глаза исчезли, и рядом с нами не было никакого БТРа и даже следов от его колёс. Но хор мычаний всё ещё был настойчив. Это означало только одно.
В спину меня пихал Димка, стараясь запихнуть в машину. Я вывернулся и стремглав кинулся к задней части БТРа.
– Димка, на север! – крикнул я на бегу. – Быстро на север!
Я подбежал к задним дверям и вскочил внутрь. Николай с Виктором лежали без сознания на полу. Моя винтовка валялась под лавкой. Но не это мне было нужно. Я стянул на пол рюкзак и баллоны, влез в турель, сел в неудобное кресло стрелка и посмотрел в окуляры перископа. Через сетку прицела я увидел мерно покачивающиеся верхушки деревьев. Трясущимися руками я взялся за ручки наведения огня и повернулся вместе с башней к выходу из туннеля и приготовился к стрельбе. Кнопки стрельбы под большими пальцами так и хотелось нажать для проверки боеготовности вооружения.
Хор в голове усиливался. Это похоже на песню, которую ты недавно услышал и она теперь всё время навязчиво крутится у тебя в голове и её очень трудно прогнать. Так вот, вместо песни в голове звучал непонятный хор, усиливаясь с каждой секундой, заполняя всё сознание и прогоняя мои собственные мысли. Ещё немного и я буду слышать только хор, моим сознанием будет хор и я буду частицей этого хора. Знакомая тактика контролера не понаслышке. Но в случае одного контролера в голове будет хозяйничать только один голос, а тут их хор. Вот что за улей мы распотрошили. Никогда бы не подумал. А поди ж ты.
Плохи наши дела.
Но сейчас я слышал ещё только заполняющий сознание хор и полностью владел собой. Если Димка не вывезет нас отсюда поскорее, то мы разделим незавидную участь кормить будущих контролёров переваренной в собственных желудках собственной же плотью.
Страх сменился злостью. Теперь я с нетерпением ожидал появления из туннеля неповоротливых бестий, что бы накормить их тридцатимиллиметровыми разрывными снарядами. Что бы они навсегда наелись и больше не просили.
Двигатель рядом заклокотал стартером. Что же Димке не удается завести двигатель? Нас же сейчас здесь всех в послушную свежайшую и непортящуюся еду превратят.
– Димка быстрее! – взмолился я.
Стартер опять взвыл и двигатель нехотя завелся. В люльке наводчика–оператора особенно хорошо чувствовалась дрожь корпуса БТРа. Словно сама машина чувствует страх, который овладел всем экипажем. Или только мной? Затрещали зубья в коробке передач, набрал обороты двигатель, и мы резко тронулись с места.
И вот они появились. Нестройные ряды желтокожих коротконогих уродцев. Каждый в почти два метра, с объёмистыми шеями, казалось, головы у них закреплены неподвижно. И эти головы, как у инопланетян из американских фильмов про НЛО: большие, без волос, с плохо развитыми челюстями, маленьким ртом, а вместо носа две дырки. И эти глаза: совсем человеческие, но вместо обычных век, нижние веки, которые постоянно моргали, на мгновение, укутывая глаза белесой пеленой.
Я сразу нажал на кнопки под большими пальцами, и сверху оглушительно затрещали автоматическая пушка и спаренный пулемёт. Наверное, в пулемёте не было надобности, потому что тридцатимиллиметровые снаряды и так прекрасно справлялись. Тушки контролеров в прицеле лопались как надувные шарики, разбрасывая в разные стороны свои внутренности и части тел. Пролетевшие мимо контролеров снаряды врывались в сухую траву и вызывали огненные фонтаны земли.
БТР нёс меня от моих забавных приятелей. Было жалко их покидать, не накормив всех снарядами. А им ведь вкусно, даже лопаются от переедания, урчат от удовольствия и кричат в моей голове, прося ещё добавки. А я им не отказываю. Ешьте, мне не жалко.
Всё.
Огромным невидимым жалом, мою голову ужалил мощный хор, заполнив и даже переполнив её. Жало оказалось с ядом, которое парализовало моё тело, и хор уступил место неимоверной боли. ***
Я с трудом открыл глаза. Надо мной навис низкий светло–серый потолок с черными ручками на нём. За головой мерно работал дизельный двигатель. Койка подо мной тряслась, тряся за одно и меня. Я в БТРе и куда–то еду. Сразу вспомнилось, где я нахожусь, что произошло совсем недавно и что ещё предстоит.
Я огляделся. Слева, на боковом кресле боком сидел Виктор, упершись правым плечом о спинку кресла, и с хмурым видом смотрел вперёд. Он казался углубившимся в свои мысли, или просто рассматривающим удручающие пейзажи. Николая нигде не было, значит, он сидит в командирском кресле рядом с Димкой.
Я хотел встать и спросить, где мы сейчас, но резко передумал – Димка и так дорогу должен знать, без меня справится.
Почему–то сейчас вспомнилось добродушное лицо дяди Саши. Знал бы он, во что мы впутались, никогда бы не поверил. На наши рассказы он недоверчиво улыбнулся бы и удивленно сказал: «Что б меня снорки взяли!». Я ухмыльнулся, представив недоверчиво улыбающееся лицо дяди Саши. И моё сердце съёжилось – неужели это всё, конец сталкерам? Разведка о нас знает всё. Прикроют нашу лавочку и воспоминаний не останется. И меня взяло беспокойство за старину Алекса. Его бар, единственное, что у него осталось, могут закрыть. И ему некому передать по наследству всё своё добро. А нас могут отловить по одиночке и отправить в совсем другую Зону, не столь отдаленную. Если уже не вылавливают.
Хотя, с другой стороны мы нафиг никому не нужны: каждый имеет свой интерес и долю с рынка игрушек из Зоны. Военным всё равно: за такую зарплату и отношение родины к военнослужащим, им ещё и жизнью рисковать, отлавливая сталкеров? Уж увольте, как сказал один знакомый офицер за бутылкой огненной воды. Им и мутантов, лезущих на них, хватает по горло. Бывают индивидуумы, наподобие Зубкова, готовые ради удовлетворения своих больных фантазий лезть в Зону и вытворять такое, чего и мутанты себе дозволить не могут. Прав был классик, человек – самое опасное и жестокое животное на Земле. Хотя, после встречи с ульем контролеров, я свою точку зрения, наверное, поменяю. С человеком ещё можно договориться, а с контролером – и мечтать не стоит, отведут в улей, повесят на стене и жри что дают, да потомство заодно выкармливай.
Я поёжился и вздрогнул – хуже смерти и не придумаешь.
Хватит об этом, а то совсем себе аппетит испорчу.
– Э, Вить! – Виктор резко обернулся на мой зов.
И обернулся он как–то нервно, подскочил на месте и полными ужаса глазами посмотрел на меня. На его лбу бисером выступил пот, а глаза широко раскрылись. Создалось такое впечатление, что вместо меня он увидел привидение.
Виктор мгновение так на меня смотрел, затаив на вздохе дыхание. Потом он с явным облегчением громко выдохнул. Что его так ужаснуло?
Я посмотрел вниз на себя и сам ужаснулся, да не просто ужаснулся, а почувствовал, как мной овладевает паника. Это чувство, возникающее с низа живота и дрожью распространяющееся по всему телу, сердце уходит в пятки, а мозг прекращает рационально мыслить. Я накрепко прикован жуткой слизью к стене и вишу как распятый на кресте. Руки и ноги невозможно отлепить. Мысль о безысходность положения заполоняет всё сознание. Я закричал. Ответом было только эхо. Я снова попытался вырваться и задергался как уж на сковородке, как муха, запутавшаяся в паутине свитой пауком, но не как настоящий сталкер.
От безуспешных телодвижений меня отвлек шум, странный шум, похожий на стук когтей по бетонному полу. И это заставило меня замереть и затаить дыхание.
Я вдруг отчетливо понял, что нахожусь не в БТРе, а в том самом туннеле, из которого мы недавно выехали. Выехали? Может, это всё была галлюцинация? Вызвана ли она контролерами или теми псевдокрабами? Я запутался между реальностями. Может и это галлюцинация? Нет, это настолько реально, что не может такого быть. А как же салон БТРа, в котором я недавно находился? Наверное сон. Да, именно сон. А сейчас жестокая реальность.
Я осмотрелся: из другого конца туннеля лился свет, которого мне было вполне достаточно, что бы видеть происходящее вокруг. Свет в конце туннеля это выход. Отсюда есть выход! Если я освобожусь, то смогу удрать. Я опять попытал вырваться, ослабить хватку пут, но всё мои старания и извивания были тщетны.
Постукивания когтей стали ближе, и я увидел псевдокраба, перекатывающего по полу яйцо. Он остановился возле меня, поставил яйцо и стал чего–то ждать.
– Что, тварь, чего ты ждешь? – прошептал я.
И тут я услышал ещё одни постукивания когтей и вздрогнул – это шел второй краб. Он остановился возле первого и что–то гортанным металлическим голосом сказал первому. Они разговаривают? Я не успел додумать – первый ответил второму и покосился на меня своими глазами.
– Что твари, думаете как бы меня по лучше на корм пустить? – и я сплюнул на первого.
Это ему не понравилось, так как он попятился, пригнулся и зашипел на меня. Моя голова вдруг резко заболела, а из глаз посыпались искры.
– Гады, – простонал я.
Неожиданно у второго псевдокраба взорвалась голова и его тело сразу распласталось на полу. Первый резко повернул голову налево, и его постигла участь второго. Ошметки он черепов псевдокрабов забрызгали меня с ног до головы, и тёрпкая вонь ударила в нос.
Я скривился от этого зловония и посмотрел налево, туда, куда хотел посмотреть первый псевдокраб: на фоне света в конце туннеля прорисовывался силуэт человека. Он быстрыми шагами шел ко мне, и звуки его тяжелых ботинок становились ближе. Мой спаситель подошел к поваленным псевдокрабам и пихнул первого ногой. Человек смачно харкнул на него, переступил тушу и стал передо мной, держа перед собой наготове пулемёт. Это изувеченное шрамами лицо сложно забыть, а его костюм с экзоскелетом тем более – это был Томи Уилсон.
– Думаю, мой должок оплачен? – сказал он бесцветным голосом без интонаций, не меняя мимики лица.
Я улыбнулся и был на седьмом небе от счастья: меня спасли. Я не стал задаваться вопросом, как он здесь очутился. Мне только хотелось поскорее отсюда выбраться.
Томи достал тесак и стал резать путы, державшие меня на стене.
– Томи как ты здесь оказался? – спросил я, когда твердо стоял на земле.
– Стреляли, – пожал он плечами и побрел обратно.
Я тоже пожал плечами на его странный ответ, осторожно переступил через псевдокраба и побежал за ним. Его шаг был настолько быстр, что я еле за ним успевал и не заметил, что туннель вдруг закончился, и мы оказались в ночном лесу. Свобода! Тони резко остановился, как вкопанный, и произнёс гортанным металлическим голосом непонятную фразу.
– Чего? – переспросил я.
Но он не ответил, а лишь приблизился ко мне и морда плевдокраба дыхнула на меня зловонием.
– Чёрт, – в сердцах выругался я и затрясся от ужаса.
Я продолжал висеть на стене, а псевдокраб ощупывал мою левую руку своими трёхпалыми лапками. Понимания намерений псевдокраба никак не укладывалось в голове, со мной такого не может быть, это сон!
Псевдокраб вдруг вонзил тонкое жало чуть выше локтя, и я со всей чёткостью понял, что сейчас лишусь по локоть руки. Я закричал, когда он сжал свои челюсти вокруг локтевого сустава моей левой руки, но не от боли, а от злости оттого, что даю себя калечить. Всё, нет у меня больше руки, культяпка. Я до боли в скулах сжал зубы и по моим щекам полились слезы. Не так я хотел закончить свои дни. Как я мог такое допустить? Я с силой ударил затылком о стену, но почувствовал, как ударяюсь о что–то мягкое. Подушка, что бы мы не убили сами себя. Как мило с их стороны. Я безвольно опустил голову и заплакал от безысходности.
Меж тем псевдокраб отступил и сквозь слёзы я увидел исходящие из моего живота трубки к яйцу. Понимание того, что это мой тонкий кишечник пришло позже, когда псевдокраб удалился: поднявшийся в туннеле сквозняк обдул эту трубку и меня пробил озноб. Вот так, нету больше Толика, висит он теперь на стене и херню какую–то кормит. Ещё чуть–чуть и от меня останутся только важные органы для поддержания жизни в яйце.
В глаз нещадно ударил яркий свет. Я отвернулся и застонал.
– Он очнулся! – услышал я радостный голос Виктора.
Опять галлюцинация? Ну, пусть будет хоть так, теперь меня уже ничто не спасёт. Только одно меня за беспокоило: разве в галлюцинациях есть боль? Голова болела так, как во время похмелья, после попойки до утра. Тело ломало так, словно я попал в автокатастрофу. И левая рука…
Я спохватился, еле открыл левый глаз и глянул на свою левую руку и облегченно выдохнул – она была на месте, просто онемела. Я поработал кистью, для улучшения циркуляции крови и с облегчением уткнулся голову обратно на мягкую подушку.
А вдруг это всё–таки галлюцинации? Перед глазами плыл белый потолок, да и лицо Виктора было сложно узнать. Я попытался встать, но Виктор взял меня за плечи и уложил обратно.
– Не вставай, – сказал он, – тебе стоит ещё немного отдохнуть.
– Что… – попытался я спросить, но язык онемел и не хотел слушаться.
Я размял язык и почувствовал во рту странный горьковатый привкус. Я попытался открыть глаза, но яркий свет встал на путь.
– Что случилось, – уже чётче спросил я, но всё равно не так как хотелось бы, и зажмурился.
– Не разговаривай, доктор запретил тебе говорить, – ласково сказал Виктор.
Доктор? Это точно галлюцинация. Какой к снорку в Зоне доктор? Болотный доктор, которого в глаза никто не видел? Бред. А что на это скажет Димка? Если это галлюцинация, он должен быть рядом.
– Дима, где Дима? – спросил я, заслонив рукой глаза и слегка приоткрыв их.
– Потом, Дима сейчас не сможет подойти, потом, – всё так же ласково ответил Виктор.
Что потом? Я так и не понял.
Прикрывая глаза рукой, я смог, наконец, увидеть, где нахожусь. Я лежал на кровати с белоснежной постелью и был прикрыт одеялом. Комната кругом напоминала обычную комнату сельского домика. Выбеленные гашёной известью потолок и верхние половины стен. Нижние половины стен окрашены синей краской. Потолок перекрывала деревянная балка, с середины которой на проводе свисала одинокая лампочка. В дальнем верхнем углу висели иконы, прикрытые полупрозрачной занавеской. Слева от меня стоял старинный сундук с облупившейся краской, а поверх него горой громоздились сложенные тряпки.
Наконец глаза привыкли к свету, струящемуся из окна напротив, и я ясно посмотрел на Виктора. Тот смотрел сквозь меня и о чем–то думал.
– О чём думаешь?
– А? Не о чём, – быстро ответил Виктор и поёжился. – Думаю, что дальше делать.
– Может, объяснишь мне, что случилось? – потребовал я твёрдо.
– Ты две недели под капельницей лежал, в бреду был, Димка до сих пор под капельницей, Коля пропал куда–то, сказал, что скоро вернется, да и деревня эта, бррр, – Виктор снова поёжился.
Из сумбурного рассказа Виктора, я понял, что мы застряли в какой–то обитаемом селе, Димка где–то лежит под капельницей, а Николай смылся, кинув нас на произвол судьбы. И самое главное – это не галлюцинация.
Я захотел встать, но понял, что лежу совершенно голый и при этом чистый, как после душа. Покраснев, я покосился на Виктора:
– Где мои шмотки?
– Сейчас принесу.
Виктор встал и вышел из комнаты. И через минуту в комнату вошел совершенно мне не знакомый бородатый мужчина в синих джинсах и спецовке.
– Ну, как самочувствие? – кивнул он на меня своей чёрной с редкой проседью бородой.
– Тело ломит, голова раскалывается, – честно признался я.
– Ничего до свадьбы заживёт, – усмехнулся он ровными рядами желтых зубов.
Тут вошел Виктор и положил у моих ног уже выглаженный мой костюм, и они вместе освободили комнату.
Я надел чистое нижнее бельё, носки, штаны и обулся. И в таком полунагом наряде встал на ноги и… сел обратно на кровать – у меня закружилась головы. Только сейчас я почувствовал, насколько голоден и хочу в туалет. Чертыхнувшись, я встал медленнее и, опираясь о выкрашенную краской стену, вышел из комнаты. Я попал в такую же убранную комнату, но попросторнее, со столом у окна и застеленным красивым старомодным одеялом диваном у стены. Стоявшие тут же Виктор и бородач подхватили меня за руки. Они помогли мне выйти из хаты и посадили на деревянную лавочку во дворе. Свежий воздух меня немного взбодрил. Только яркий солнечный свет был ещё нещаднее к моим глазам, чем в комнате.
– Где мы? – зажмурившись, посмотрел я на бородача. – Какой это населенный пункт?
– Буряковка. Продолжение следует...
|
НО, не стоит увлекаться, свою фнтазию тоже иметь надо. 
ужасаюсь в преступных оплошностях. 
